Первая мировая война. Отношение к русским в Европе. Нацизм – явление общеевропейское. Часть III

(В продолжение Части I , Части II и темы, поднятой в статье “КАТОЛИЧЕСКАЯ ЕВРОПА – РОДИНА ГЕНОЦИДА И НАЦИЗМА“)

Посмотрим же, что доводило людей до такого состояния.
Среди прибывших в этой группе мною было опрошено по специально-выработанному мною опросному листу для того, чтобы сведения можно было более или менее систематизировать, сто тридцать человек. Все они дали совершенно тождественные ответы. Как наиболее полное, я приведу здесь сообщение, данное мне Алексеем Захарьевичем Захарьевым-Васильевым (исполнявшим должность младшего медицинского фельдшера 10-го сибирского стрелкового полка, Симбирской губернии и уезда, Сюндюковской волости, село Кайсарово).

Снимок №14. Пленные в Германии и Австрии. “Солдаты ходили почти голыми. Они покрывались одеялами, головы обвязывали чем попало, ноги босые или в деревянных колодках. В таких костюмах их заставляли работать на вывозке нечистот из лагерных отхожих мест, запрягая по 15-20 человек в железную бочку. Вывозить они должны были за 2-3 версты в поле. Так они возили всю зиму…”
(Д-р М.П. Базилевич “АЛЬБОМЪ СНИМКОВЪ изъ жизни русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и Австріи”)

«Я знаю из рассказов прибывающих солдат, что на работах во Франции было до 5.000 русских пленных. Я сам был в 13-м батальоне, которым заведовал лейтенант Зимс, на которого наши пленные подали рапорт вам. Немецкие солдаты и фельдфебеля во все время наших работ там на глазах у офицеров избивали нас немилосердно; мы не жаловались, потому что после жалоб избивали ещё хуже. Когда мы были на работах в местечке Сизон, то жили там в конюшнях. Строили мы там железную дорогу. Все конвойные с ружьями и палками. Когда утром мы выстраивались для того, чтобы идти на работы, то конвойные кричали: «больные, выходи». Последних осматривал простой немец солдат-ландштурмист. Больных он определял на глаз и казавшихся ему здоровыми избивал тут же кулаками или палкой. Больными он считал только имеющих раны. Был случай, что голодный пленный забежал в деревню попросить хлеба, нам же строго запрещалось общение с французами; его поймали, страшно избили и стали изнурять работой, он упал и не мог встать, несмотря на то, что его били ногами и прикладами, понуждая подняться. Часовой на моих глазах пристрелил его. Из Сизон нас перевезли в Беве. Тут опять строили железную дорогу. Жили в сарае без отопления, было очень сыро и холодно. Кормили ужасно: суп, как вода; 2 раза в день, кроме того, от сарая, где мы жили, до места работы нужно было пройти версты 3, поэтому на работу нас поднимали в 4–5 часов утра, а с работы мы возвращались в 6–7 вечера. Утром мы всегда ели в пути, чтобы не терять времени и потому чашку свою мы всегда имели за поясом. На обед давали не больше получаса отдыха. Почти все в Беве болели желудками — поносыМы видели привозимые на нашу кухню мешки с очень мелкими древесными опилками, которые, как упорно ходил у нас слух, немцы примешивали в наш хлеб. В сарае всегда лежало больных человек 150, которые не могли уже ходить. Этими больными заведовал немецкий унтер-офицер Ганушек. Он пытался говорить по-русски, они его не понимали, и он за это или выгонял их, как здоровых, или нещадно избивал. У больных температура была редко выше 35,8. Немец, видя это, считал этих измождённых голодом и страданием людей за здоровых и нещадно избивал. На моих глазах был следующий случай: был принесён с работ на носилках больной, немец померил температуру — 35,5, он схватил палку и стал избивать несчастного; тот, не имея возможности встать, пополз на четвереньках в сарай, чтобы спрятаться, а немец продолжал его бить. Это случилось в 6 часов вечера, а в 11 избитый умер. Врач немец Фрикенштейн даже не зашёл посмотреть, когда ему доложили, что умер пленный. Далее нас повезли на работы к Вердену тоже на постройку железной дороги. Первая рабочая рота из нашей партии работала в непосредственной близости от рвущихся французских снарядов, все мы на французском фронте ясно слышали стрельбу и видели прожекторы. К жителям нигде нас не пускали. Под Верденом мы жили тоже в сарае, спали на сетках, сделанных из проволоки в три ряда, один над другим, с промежутками в ¾ аршина (53 см), без всякой подстилки. Было дано по два одеяла, мы же сами приносили с работ ветки деревьев, которыми и устилали сетки, но спать временами было невероятно холодно, так как кругом обдувало. Среди двора, где мы жили, были громадные кучи навоза, лужи, сюда же сливались помой. На работах этих много умерло от поноса, было очень много с опухшими ногами. Все, больные и здоровые, лежали вместе, мы уже сами лежавших с поносами перекладывали с верхних сеток вниз. Лекарств почти никаких не было, в бани не ходили по 3 месяца, вши заедали. Я старался держать себя чисто, но ничего не помогало. Люди ходили, как тени. Был только один колодец, подле которого стоял часовой, чтобы мы из него не брали водытак как её было мало, одолевала жажда, и были случаи, что люди выпивали воду из карбидной лампы и отравлялись. Когда количество больных, не могущих ходить, достигло громадных размеров, и почти некому уже было ходить на работы, несмотря ни на какие побои, то приехал генерал-врач и стал отбирать слабых. В точности цифру не помню, но, кажется, было отобрано около 1.000 человек и отправлено в лагерь Нейгаммер в Силезии, так как мы были приписаны к этому лагерю. Кроме этого мы уже и раньше отправили около ста, если не больше, тяжелобольных в лагерь Тенорк, где, по рассказам солдат, работали немецкие врачи. В роте на 500 человек в то время было не менее 200 человек с отёчными ногами. После того, как генерал-врач отобрал таких больных, которые уже почти не могли ходить, нас повезли в апреле в Бельгию в город Курте опять на постройку железной дороги. Здесь были те же условия работы, те же истязания, что и раньше. За 6 месяцев сплошных страданий нашу команду в 2, тысячи человек здоровых, крепких людей превратили в каких-то калек. Люди едва ходили, не слышно было говора, только по ночам сквозь сон стонали и кричали. Здесь сильно стали умирать от поносов и отёков, и только тогда стали приезжать какие-то немецкие генералы и доктора. Мы все были покрыты вшами и все больные. Помещались мы в Бельгии в сарае с цементным полом, покрытым навозом. Никаких нар не было, лежали прямо на навозе. За три дня до Пасхи приезжал какой-то немецкий генерал освободил нас на три дня от работы, приказал устроить нары, и нам выдали соломы. Отсюда нас опять повезли во Францию, в Освальд. Жалоб мы никогда не заявляли, ибо боялись, так как жалобщиков немилосердно избивали. Народ был запуган и забит. Сколько всего было загублено на этих работах людей, я не могу вам сказать точно, но умирало очень много, иногда по 2–3 человека в день, особенно на 4–5 месяц работы, от истязаний, непосильной работы, голода и холода. Люди были, как тени, не могли стоять, не могли говорить, ноги опухшие; температура у умирающих была 36 и ниже — это были живые скелеты. Я попался в плен 27-го июля 1916 года под местечком Остров. Нас пять суток гнали до Замостья и ни разу не дали нам есть. Конвой был смешанный, т. е. немцы и австрийцы, и если среди последних попадались русины, то помогали нам, чем могли. Зато венгры — те же немцы. Из Замостья часть из нас послали копать окопы, часть носить снаряды, а некоторых погнали на полевые работы.» Таково было положение наших пленных, работавших в больших рабочих командах на занятых территориях Франции и Бельгии.

“В лагере практиковалась особая забава – травля собаками. Эти собаки отличаются своей свирепостью и по виду очень похожи на наших небольших степных волков… Собаки бросались на беззащитных людей и рвали их. Немцы атукали и гоготали. В лазарет постоянно поступали несчастные с вырванными кусками мяса и покусанными лицами”.
(Д-р М.П. Базилевич “АЛЬБОМЪ СНИМКОВЪ изъ жизни русскихъ плѣнныхъ въ Германіи и Австріи”)

Продолжение следует…

Один комментарий к “Первая мировая война. Отношение к русским в Европе. Нацизм – явление общеевропейское. Часть III

  1. Уведомление: Первая мировая война. Отношение к русским в Европе. Нацизм – явление общеевропейское. Часть II | Два языка

Обсуждение закрыто.